Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Генрих Гацура

— Да, ну и что, тебе завидно?

— Катилась бы ты отсюда.

— Сам катись.

К Лидке подошел мужичок в сером стеганом пальто. Он взял ее под ручку и отвел в сторону.

— Сколько хочешь за вазочку?

— Не знаю, я для себя хотела оставить.

— Это я уже слышал. Пятьсот рублей устроит?

— Ты что! Вот, у Сашки, примерно такая была, так он по десятке хотел.

— Саша отдал мне ее по три с половиной за грамм.

— Врешь ты все. Он говорил, что отдал по семь рублей.

Перекупщик вытянул руку и на калькуляторе, вмонтированном в электронные часы, что-то быстро подсчитал.

— Посмотри. Четыреста пятьдесят грамм на три пятьдесят, получается тысяча пятьсот семьдесят пять. Все равно сейчас ты никому дороже не отдашь.

— Почему не отдам? Отдам… Да и граммов здесь больше.

— Может, и меньше.

— Я пойду, взвешу.

— Хорошо, но после этого я смогу дать только полторы.

— Никуда не денешься — я меньше чем по семь не отдам, — сказала Лидка и, крутя облаченным в красные штаны задом, ушла взвешивать свою добычу.

Мужичок улыбнулся ей вслед и подошел к молодому человеку.

— Чего ты на нее так взъелся? Не дала?

— Наоборот, это я не взял. Гнусная баба. Как ты думаешь, сколько ей лет?

— Никогда не задавал себе таких вопросов. Если мне женщина нравится, причем здесь года?

— И Лидка нравится?

— Боится продешевить.

— Советую тебе с ней не связываться, а то она до конца жизни будет ходить и всем говорить, что ты ее наколол. Купил за полторы, а продал за две штуки.

— Она сама купила за восемь рублей, а хочет продать за две с половиной.

— Так ты знаешь, сколько ей лет?

— Ты уже спрашивал.

— За пятьдесят, и большую половину своей сознательной жизни она скупает у шоферюг ворованную с мясокомбината вырезку и перепродает. Ты у нее дома был? Не был. У нее вся комната завешена иконами. Она сама хвастается, что покупала их по рублю, а продает по несколько тысяч. Понял?

— Ну и что? Тебе завидно?

— Да ну тебя… Эй, постойте! — юркий молодой человек бросился наперерез мужчине, несущему что-то завернутое в тряпку. — Покажите, пожалуйста. Может, я сразу куплю, не надо будет ставить на комис и терять семь процентов.

— С вами свяжешься, потеряешь намного больше, — бросил через плечо мужчина и локтем открыл дверь.

— Ты уже здесь? Наблюдаешь за жизнью местных перекупщиков?

— Арестовать бы их всех, — повернулся к Альберту Николаев.

— Если и задержишь кого-нибудь из них, что толку? Обычно, у тех, кто здесь стоит и торгуется, от силы трояк в кошельке, да и тот мелочью, а где-то рядом сидит в машине или кафе напарник с деньгами. Мало ли что я спрашивал и деньги предлагал, скажет, шутил. Вот так-то. У нас работенка почище, чем у вас, попробуй их взять с поличным. Даже если всех переловишь и пересажаешь, завтра здесь новые будут.

Сергей и Альберт вошли в магазин. Навстречу им попалась та самая оценщица мебели, что вчера принимала у старика мебель. Увидев следователя БХСС, она жеманно улыбнулась ему:

— Здравствуйте, Альберт Артурович, зачастили вы к нам.

— Служба, Галина Феоктистовна, служба. Директор у себя?

— Где ему, бедному, быть. Все работает и работает. В этом году и в отпуске даже не был.

Следователь БХСС постучал в дверь с табличкой «Заведующий» и вошел в кабинет.

— Здравствуйте, Альберт Артурович, — широко раскинув руки, встал навстречу представителям милиции пожилой мужчина. — Что за дело привело вас к нам? Провинились в чем или опять кто-нибудь жалобу накатал?

— Нет, пока все тихо. Мы хотели бы посмотреть кой-какие квитанции, если вы разрешите, конечно.

— О чем речь, но, если не ошибаюсь, ваш коллега уже смотрел у нас квитанции, правда, он говорил, что из уголовного розыска, а не из БХСС.

— Да, так и есть. Меня попросили немного помочь, а то они совсем запутались в этих бумагах.

— Что-нибудь не так? — насторожился директор.

— Я же сказал, по нашей линии пока ничего нет. Они ищут ворованные каминные часы.

— Слава Богу, — тяжело вздохнул директор, — а то я думал, опять на нас жалоба. Вы посмотрите, кто у меня сидит приемщиками — молодежь.

— Ну, не скажите, — улыбнулся Альберт, — не такая уж это молодежь.

— А что они видели, что они знают? Отсюда случаются и ошибки, то завысят цену, то перестрахуются. Ну, оставят они иногда для постоянного клиента какую-нибудь безделушку, которую тот давно ищет. Не выгонять же их за эти три рубля или шоколадку на улицу, да и кто пойдет на такие оклады? Продавщицы, к примеру, девочки молодые, одеться-обуться модно хочется. Сами понимаете, дрянное пальтишко на четыре-пять сотен тянет, сапожки — двести. От этих цен дурно становится. Жить-то как-то и молодежи надо, у них, — заведующий похлопал себя по животу, — наших жировых запасов еще нет…

— Это, точно.

— Я видел, как вы неодобрительно изучали этих негодяев — это позорное пятно на груди нашего магазина — перекупщиков.

— Да, не очень приглядно…

— Я тут для вас, — директор протянул Альберту листок, на всякий случай списочек подготовил и всех их, поименно, сюда вставил. Здесь и фамилии их, и адреса, и даже номера паспортов. Сами понимаете, они сюда тоже сдают. Вот молодежь, оценщики и продавцы, значит, самостоятельно переписала их всех и принесли мне…

— Ну вот, — сказал Альберт, когда они вышли из антиквариата, — теперь тебе осталось вызвать всех стоявших в очереди людей и выяснить, кто же сдавал ворованную лампу. Да, кстати, ты можешь зайти завтра после обеда ко мне, я буду беседовать с одним из здешних перекупщиков. Познакомишься с этим типом людей. Попадаются довольно интересные экземпляры. Можешь подготовить для него парочку вопросов.

— Ладно, зайду. — Николаев взглянул на часы. — О, уже половина шестого. Я обещал сегодня пораньше позвонить Ольге.

В половине седьмого Николаев встретился на своем обычном месте, возле Академии художеств, с Ольгой. Высокая, красивая, она как всегда была неотразима в своей коротенькой курточке и обтягивающих ее стройные ноги джинсах.

— Что ты сегодня такой грустный? — спросила девушка.

— С чего веселиться? Дело такое досталось, голову впору сломать.

— Если бы ты знал три закона Чизхолма, то всегда был готов к неприятностям и ничего не ломал.

— Что за законы?

— Слушай первый: Все, что может испортиться, — портится. Следствие из него: Все, что не может испортиться, портится тоже. Закон второй: Когда дела идут хорошо, что-то должно испортиться в самом ближайшем будущем. Следствие первое: Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже. Следствие второе: Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили. Закон третий: Любую цель люди понимают иначе, чем человек ее указавший. Следствие первое: Если ясность вашего объяснения исключает ложное толкование, все равно кто-то поймет вас неправильно, то есть превратно. Следствие второе: Если вы уверены, что ваш поступок встретит всеобщее одобрение, кому-то он обязательно не понравится… Они смешные, но я им в кое-чем доверяю.

— Нечто подобное я уже где-то слышал, правда, под другой фамилией.

— Ну вот; вечно ему не угодишь. Фамилия ему не понравилась.

Сергей с Ольгой еще на прошлой неделе договорились, что сходят сегодня на «Плюмбума». Они сели в трамвай и протолкались к передней двери.

Зажегся красный огонек светофора, и трамвай остановился у перекрестка. Женщина с авоськами, не обращая на запрещающий свет и сигналящие автомобили, перебежала дорогу.

— Вот так всегда бывает, вначале мы теряем часы на стояние в очередях, а затем пытаемся наверстать секунды у светофоров, — сказала Ольга. — Это здесь, ты говорил, такси сбило человека? — спросила Ольга.

— Да, — кивнул Николаев, не сводя глаз со стоящего на перекрестке старичка. Зажегся желтый, затем зеленый свет, и трамвай тронулся с места. Дедуля посмотрел зачем-то на трамвай, затем направо и, постукивая тросточкой, пошел через дорогу.

Проехав метров триста, трамвай остановился напротив стадиона.

— Сходим, — толкнул Ольгу Сергей.

— Мы же собирались в кино. Что ты опять придумал?

— Пошли. Сейчас узнаешь.

Они, молча, пешком вернулись назад на предыдущую остановку. Сергей был очень серьезен, брови нахмурены, поэтому Ольга даже не пыталась расспрашивать его. Она знала, что если можно будет, он сам все расскажет.

Они сели в первый же подъехавший трамвай, и опять Николаев пробился вперед, к дверце вагоновожатой. Трамвай подъехал к светофору и остановился. На переходе в этот раз никого не было. Николаев взглянул на вагоновожатую, с равнодушным видом смотревшую на красный огонь светофора, и, сдвинув на затылок шапку, о чем-то задумался.